Владимир Иванов. Самая дорогая роль

(продолжение)                                 
       Глава 11.
       Вернусь к работе над фильмом. С.А.Герасимов на сцене Театра киноактера создал оригинальный и правдивый по своему художественному воплощению спектакль. Этим он доказал, что его коллектив готов к съемкам фильма "Молодая гвардия".
        И съемки начались...
        Одной из первых снималась сцена "клятвы", когда молодогвардейцы клянутся на верность в борьбе с фашизмом.
        Эта сцена была уже наиграна актерами в театре. Олег начинал текст клятвы. Остальные молодогвардейцы ее продолжали. Каждый говорил по одной-две фразы. Последние слова: "Кровь - за кровь, смерть - за смерть!" - артисты произносили все вместе. Казалось, чего проще?
        Но когда отсняли сцену и посмотрели ее на экране, всем стало ясно, что она не получилась... Неодинаковое звучание интонаций, разнобой в эмоциональном настрое - все это снижало общее впечатление.
        В театре в этой сцене на текст, произносимый актерами, накладывалась музыка. В кино ее пока не было. К тому времени Д.Д.Шостакович ее еще не написал.
        Все пришли в растерянность. Особенно мы, актеры. Было непонятно - почему, отдав всю душу и сердце, мы не получили желаемого результата? Герасимов принял решение переснять эту сцену заново.
       - Будем снимать молодогвардейцев крупным планом, без всяких декораций, чтобы ничто не отвлекало внимание от содержания текста, - решил он, - Весь текст клятвы будет произносить Олег Кошевой.
       - Володя! - обратился он ко мне, - Ты будешь произносить текст клятвы один. Я не буду с тобой репетировать, но предупреждаю, что съемки мы начнем через три дня. Приготовься...
       Меня охватило смятение... "Как же так? - думал я. - Если мы не справились с актерской задачей все вместе, то как же я справлюсь один? Кино - это не театр. Здесь все видно на крупном плане, словно через микроскоп. Один я не справлюсь, и Герасимов снимет меня с роли!"
       Я не находил себе места и, наконец, вечером решил позвонить домой А.А.Фадееву. Фадеева дома не было. Я сумел дозвониться до него лишь в двенадцатом часу ночи.
      - Почему ты волнуешься? - услышал я из телефонной трубки знакомый голос.
      - У меня не получается роль.
      - Приезжай ко мне домой завтра утром до одиннадцати. Желательно часов в десять или даже в девять, чтобы мы могли все обстоятельно обсудить.
      - Ты какой-то нервный, весь покрылся бледными пятнами, глаза воспалены, - сразу определил Александр Александрович, когда мы с ним встретились на другой день.
      Я рассказал ему о неудаче со сценой "клятвы" и стал жаловаться:
      - Роль Олега в сценарии написана неживым плакатным языком. Вот, пожалуйста...
      Я стал читать отрывки из роли:
      "Ваня! "Молодая гвардия" признана, она существует. Отныне наша жизнь принадлежит не нам, а партии, всему народу!" И дальше... "Товарищи, сегодня мы принимаем в комсомол товарища Радика Юркина. Будут вопросы к товарищу Радику Юркину?" Перед этим идет текст клятвы. А вот сцена "праздника"... "Товарищи! Сегодня мы отмечаем 25-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции!" Потом идет сцена "допроса"... "Я мог бы рассказать о деятельности "Молодой гвардии", если б я был судим открытым судом..." Финальный монолог: "Страшны не вы, страшно то, что вас породило! Я желаю только о том, что не смогу больше бороться в рядах своего народа и всего человечества..."
      Я распалялся все больше:
      - Я понимаю, Александр Александрович, что мысли о своем народе и о партии - это наши самые сокровенные мысли! Но мы их храним в душе! Мы не высказываем их вслух, тем более в юношеском возрасте. Мы не вкладываем эти мысли в живую речь! Мне кажется, насколько образы Сережи Тюленина и Любы Шевцовой выписаны живо и жизненно, настолько роль Олега написана плакатно, и я не смогу ее сыграть так, как этого требует произведение.
      Я тяжело вздохнул и опустошенным взглядом стал смотреть куда-то в сторону.
      - Ты глубоко ошибаешься, мой друг, - тихо заговорил Александр Александрович. - Перед лицом врага мысли о партии и о народе мы высказываем громко, в полный голос! В тяжелых цепях оккупации, в цепях запрета слова о принадлежности к партии и к своему народу звучат особенно желанно и радостно, и их тоже произносят вслух, и даже торжественно, и даже, можно сказать, с наслаждением! Ты понял меня?
     - Понял, - встрепенулся я.
     - Лишним доказательством этому служит текст клятвы молодогвардейцев, который составили они сами. Ты знаешь, что текст клятвы был написан самим Олегом Кошевым?
     - Знаю.
     - А разве в тексте клятвы нет, как ты говоришь, "высокопарных", "напыщенных" слов?
     - Есть.
     - Тогда в чем же дело? Повторяю... Ты глубоко ошибаешься. Но, пожалуй, не в этом главное. Главное в том, что если убрать из уст Олега слова о партии и о народе, то все произведение превратится  в мелодраму. Оно потеряет всякий смысл, не будет иметь социального звучания, а превратится в бытовую историю. Запомни это раз и навсегда. Если ты это поймешь, тебе будет очень легко играть свою роль. Ни я, ни Сережа не допустим изменений в тексте. Ты встал в тупик от незнания фактического материала. Ты встречался с Валей Борц?
     - Встречался.
     - А с Жорой Арутюнянцем?
     - Тоже встречался.
     - Этого мало. Ты должен повстречаться со всеми героями моего романа, которые остались в живых, со всеми свидетелями событий. Сережа будет снимать фильм в Краснодоне. Он принял верное решение. Когда ты будешь в экспедиции в Краснодоне и познакомишься с обстановкой, тебе будет легче. Об этом мы еще поговорим. Что касается сцены "клятвы", то я советую тебе, чтобы обрести нужное самочувствие - сходи на Красную площадь. Побывай в мавзолее Владимира Ильича Ленина. Я всегда хожу туда, когда у меня наступает затор в работе, и это мне очень помогает. Тебе советую сделать то же самое.
     - Хорошо, - согласился я.
     - Когда приедешь в Краснодон, обязательно поживи немного в доме Кошевых. Ты им понравишься, и они примут тебя как родного сына и внука. Это я знаю, потому что мне ты тоже нравишься. Тщательно посмотри их семейный фотоальбом. Обрати внимание на фотографии военных дней...
       В альбоме есть фотография, когда корреспонденты сняли Елену Николаевну сразу же после освобождения Краснодона. Она стоит у стены, согнувшись, потому что без поддержки на собственных ногах она тогда стоять не могла. Это страшная фотография. Гитлеровцы пытали Елену Николаевну голодом и жаждой. Она потеряла почти все зубы. Когда ее привели на допрос к Фенбонгу, она вынимала изо рта зубы и бросала в лицо этому подлецу. Я хотел описать этот эпизод в романе, но посчитал, что будет чересчур натуралистично...

  Есть в семейном альбоме и фотография военных дней самого Олега. На этой фотографии он худой, с большими, я бы сказал, голодными глазами. Глаза его как бы спрашивают - что ты сделал для победы над врагом? Они смотрят прямо в объектив. Сильные и страшные глаза... Вообще, ты побольше присматривайся к глазам людей. Как известно, глаза - это зеркало души. У Елены Николаевны, например, не глаза - а очи! Да, именно очи. У нее такие глаза, какими художники рисуют глаза великомучеников, столько в них горя, страдания, терпения и надежды. Я, например, сразу узнал ее по глазам. Навести маму Сережи Тюленина, Александру Васильевну, и отца его, он очень больной человек. Им будет приятно. Два года назад я им корову купил. У них корову немцы прирезали. Побывай у Ефросиньи Мироновны, у мамы Любы Шевцовой. Поговори с Марией Андреевной Борц. Она  - педагог. Очень скромная, умная женщина. У Иванцовых побывай, у Туркеничей, у Земнуховых, словом, во всех семьях молодогвардейцев. Я лично везде побывал... И еще тебе мой совет. К бабушке Вере Васильевне относись внимательно. Она молодежь очень любит. Старый большевик. Мужественный человек. Она еще до революции участвовала в забастовках. Я был в Краснодоне через полгода после его освобождения, точнее, приехал туда в сентябре 1943 года. Жил и работал в основном на квартире у Кошевых. Случалось, что ночевал и в других молодогвардейских семьях, но, повторяю, жил и работал я у Кошевых. Да-а... Елена
   Николаевна и бабушка Вера - это святые женщины...
                                                

   Елена Николаевна Кошевая и бабушка Вера Васильевна. 1970 год.

        Александр Александрович посмотрел куда-то вдаль, уголки губ у него передернулись, глаза часто заморгали, и из них выкатились скупые слезы. Они, почти не задев сильно раскрасневшегося лица, упали на лацканы серого пиджака.
        - Александр Александрович, что с вами?
        - Это бывает, - успокоил он меня. - Это - нервное... Понимаешь, Володя, иногда не могу слезы остановить. Очень сильные люди - шахтеры. Много они пережили. Это люди несгибаемой воли. Я очень люблю их. Дядя Олега, Николай Николаевич Коростылев, тоже шахтер. Побывай с ним в шахте. Я спускался с ним в некоторые затопленные шахты. Побывал во всех шахтерских поселках, где боролись молодогвардейцы: В Шеваревке, в Суходолье, в Изварино, на "бис-1" и "бис-2", в Первомайке, в Герасимовке, в Таловской, - словом, всюду. Я брал на конном дворе лошадь и на бричке, а иногда и верхом ездил всюду. Кстати, ты умеешь ездить верхом?
       - Умею.
       - Ну, вот и отлично. Как приедешь в Краснодон, непременно зайди на конный двор и договорись насчет лошади... Передай привет Елене Николаевне и Вере Васильевне. Они очень много для меня сделали. Я бы мог о многом поговорить с тобой, но у меня нет времени. Ты завтракал?
       - Завтракал, - соврал я (потому что соблюдал строгую диету!).
       - А я нет... Может быть, ты еще раз позавтракаешь?
       - Благодарю, не могу.
       - В таком случае нам придется расстаться. Увидимся в следующий раз. Ты, главное, не волнуйся. Ты отлично играл роль Олега в театре. Ты - лучший Олег из всех, каких я видел на сцене. Трудись, и у тебя все получится.
       Александр Александрович был человеком не только высокого роста, но и очень крепким физически. Подведя меня к двери, продолжая давать напутствия, он неожиданно поцеловал меня в щеку, развернул за плечи на сто восемьдесят градусов и со словом "не бойся" отвесил мне крепкий подзатыльник.
       Я громко засмеялся.
       Смеялся и Александр Александрович.
       Я уже спускался по лестнице, когда услышал издалека его голос:
       - Главное - не бойся... У тебя все получится!
       От Александра Александровича я пешком направился на Красную площадь. В тот день я побывал в мавзолее В.И.Ленина. Я ходил по Красной площади и вокруг Кремля долго, почти до самого вечера.
       На другой день я сделал то же самое. Прогуливаясь вокруг седого Кремля, я мысленно повторял слова клятвы молодогвардейцев, я клялся народу и партии отомстить за страдания и гибель миллионов советских людей, за гибель краснодонских шахтеров, за безвременную гибель своего отца.
       К сожалению, за все долгое время, пока снимался фильм, мне больше ни разу не пришлось встреться с А.А.Фадеевым. Зато потом, после выхода фильма на экраны, жизнь восполнила этот пробел, я встречался с писателем еще много раз.
       Через два дня состоялась схемка.
        Еще через день мы, сидя в просмотровом зале, наблюдали результат своей работы.
        С первых же кадров стало ясно, что сцена "клятвы" получила новое торжественное и сильное звучание.
        После просмотра С.А.Герасимов похвалил меня:
        - Молодец! Сцену ты сыграл отлично. Считай, что пять процентов роли на экране сделано.
        "Пять процентов. Как мало!!"
(продолжение следует)